Корпоративный отбор

Заместитель председателя квалификационной комиссии АП Московской области Михаил АБРАМОВИЧ поделился своими взглядами на требования к профессии.

– Михаил Аронович, как Вы оцениваете сложность вопросов, задаваемых претендентам на соискание статуса адвоката?

– На мой взгляд, вопросы студенческие, элементарные. На каждый из них есть прямой ответ в кодексах, а вопросов, которые требуют от человека правоприменительного мышления, – нет. Мне доподлинно не известно, но слышал, что в билетах квалификационного экзамена у судей есть задачи – правовые казусы.

– То есть Вы считаете, что вопросы нужно усложнить?

– Не усложнить, а сделать более профессионально ориентированными. Ведь человек, который сдает экзамен, через несколько дней «выйдет в бой». И от него потребуются знания правоприменительной и судебной практики, формат же экзамена этих знаний не требует. Когда-то мы разрешали экзаменуемым пользоваться кодексами, а потом слушали списанные с них ответы. Запретили кодексы – стали шпаргалить. А что делать: студенческие вопросы – студенческая методика подготовки ответов. Я бы изменил вопросы, пусть их будет меньше, но добавится задача, ответ на которую не спишешь и не спросишь у соседа. Мы хотим видеть, что человек, сидящий перед комиссией, мыслит, разговаривает на правовом языке и после экзамена может начинать работать. Тем более что у нас нет такой системы, как в Англии, например, где молодой адвокат должен сначала отработать по найму адвоката со стажем, а потом сможет стать младшим партнером фирмы.

– Задаете ли Вы дополнительные вопросы?

– Только по теме билета и в случае, когда из ответа ясно, что человек путается. Задаем уточняющие вопросы, чтобы понять, оговорился ли кандидат, или не понимает, о чем говорит, или говорит неправильно.

– Известно, что сдать квалификационный экзамен в Адвокатской палате Московской области труднее, чем во многих других палатах. Не упрекают ли вашу комиссию в том, что она предъявляет слишком жесткие требования?

– Никогда не анализировал, но у меня сложилось впечатление, что к нам приходят некоторые проживающие в Москве юристы, потому что боятся сдавать в городе. По-моему, в комиссии Адвокатской палаты г. Москвы гораздо жестче подходят к приему экзаменов. У нас обычно из 30 человек не сдают пять – восемь – разве это большой отсев? Мы же говорим не о студентах, сдающих научный коммунизм, где 99 % должны получить зачет, а о получении профессии – престижной и желанной. Могу сказать за себя и коллег, что все члены комиссии настроены очень доброжелательно. В экзаменуемых мы видим будущих коллег. Мы заинтересованы в увеличении численности палаты, но не ценой неквалифицированных адвокатов, чья репутации будет ударять по профессиональному престижу.

– Квалификационная комиссия принимает экзамен в полном составе?

– К сожалению, представители судов последнее время не балуют нас своим присутствием. Видимо, не выделили никого на очередном заседании. Представителей из Думы закрепляют сроком на два года. А от Арбитражного суда у нас вообще никто никогда реально не участвовал.

– Можно ли уже во время экзамена определить, будет кандидат хорошим адвокатом или посредственным?

– Предположить можно: сразу видна хватка, уровень знаний, эрудиция. Видно, насколько легко человек оперирует понятиями. Но дальше все зависит от уровня профессиональной добросовестности. К делу ведь нужно готовиться, читать, а бывают люди одаренные, но недобросовестные. У тех молодых адвокатов, которые тщательно готовятся к делам, переживают, постоянно советуются с коллегами, – все более или менее получается. А некоторые сразу открывают адвокатский кабинет и даже не понимают, что им нужно с кем-то советоваться, им кажется, что все ясно. Потом допускают серьезные профессиональные ошибки, которые исправить нельзя. И все это всплывает при рассмотрении дисциплинарных дел.

– Как часто собирается квалификационная комиссия?

– Два раза в месяц: один раз – экзамен, один – рассмотрение дисциплинарных производств. Лет пять назад хватало одного раза для всего. Не потому, что экзамены быстрее принимали, а потому, что «дисциплинарок» было раз в 10 меньше. Я не преувеличиваю: раньше мы рассматривали на одном заседании пять – восемь дисциплинарных дел, сейчас по 50–70. Я связываю это не с увеличением численности, а с появлением у людей необоснованного чувства безнаказанности. Вот сколько у нас, например, говорится об уплате взносов в палату? А все равно есть адвокаты, которые считают, что взносы – вещь не обязательная. Я бы просто статус прекращал, чтобы люди знали, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Казалось бы, пара сотен рублей – немного, но зачем их платить, если адвокат живет в Лондоне и ведет там дела. А в общей сложности получается два миллиона задолженности – деньги, на которые можно очень многое сделать.

– Выступая на выездном заседании коллегии Минюста России в Великом Новгороде, министр юстиции Александр Коновалов говорил о том, что многие адвокаты не удовлетворяют высоким квалификационным и морально-этическим требованиям, которые предъявляются к ним как к участникам судопроизводства. Согласны ли Вы с такой оценкой? Если да, то какие меры нужно принять для того, чтобы исправить положение, и какова при этом должна быть роль квалификационных комиссий?

Если смысл сказанного воспринимать буквально, то я полностью согласен с такой оценкой. «Многие» (расплывчатое число) адвокаты не удовлетворяют высоким квалификационным и морально-этическим требованиям, как и многие министры, многие работники правоохранительных органов и многие судьи. Это если говорить о проблеме в целом, а если в частности об адвокатуре, – мы, в квалификационной комиссии, читали вашу статью о выступлении Александра Коновалова («АГ» № 15 (056). – Прим. корр.), и там есть очень много неплохих вещей о том, что надо делать.

Нужно менять требования при приеме, проводить переаттестацию уже работающих адвокатов, тем более для тех, кто не имеет значительного стажа. Когда-то, еще до альтернативных коллегий, в Московской областной коллегии практиковались обязательные проверки качества работы молодых адвокатов. Был отчет о проделанной работе, не было никакого «кривляния» по поводу адвокатской тайны – адвокатов очень серьезно «шерстили», а кого-то даже выгоняли. Думаю, было бы полезно закрепить аттестацию законодательно, ведь сфера адвокатской деятельности очень ответственная и непрофессиональная работа адвокатов сильно бьет по правам граждан.

– Александр Коновалов сказал, что среди адвокатов есть высококлассные специалисты, просто хорошие адвокаты и дилетанты. Как Вы относитесь к его предложению построить «двухуровневую адвокатуру» (первый уровень – адвокаты, наделенные правом представительства в суде; второй уровень – адвокаты, оказывающие первичную юридическую помощь и не имеющие права судебного представительства)?

– Если адвокат может оказывать юридическую помощь, не имея права судебного представительства, то у него не остается никакой практической работы, кроме как досудебной подготовка. В арсенале адвоката останутся тогда только устные консультации и составление документов, а это слишком маленький спектр услуг. Такие адвокаты просто вымрут, потому что не смогут заработать на жизнь. А вот обязательная по закону работа на условиях младшего партнерства с адвокатом, уже имеющим определенный стаж, – это вариант. То есть можно организовать некие ступени, но совсем запрещать адвокату приход в суд – не правильно, он тогда ничему не научится.

Нужно контролировать работу начинающего адвоката, как это может делать старший партнер, у которого молодой адвокат работает по найму. От сотрудничества, когда начинающий адвокат должен отработать 3–5 лет под руководством опытного коллеги, выиграют все. И адвокаты, которые могут учить, и адвокаты, которые хотят учиться. А те, кто учиться не хочет, пусть идут работать на завод.

– По словам министра юстиции, некоторые защитники, по сути, выступают в роли «коррупционных посредников», т.е. учат клиентов, кому и сколько заплатить. Приходилось ли квалификационной комиссии вашей палаты разбирать дела, возбужденные по такому поводу?

Определять, есть ли в деле признаки преступления может только суд, мы же всегда соизмеряем обстоятельства, о которых говорит клиент, с нарушением законодательства об адвокатской деятельности. Если с точки зрения адвокатской деятельности в деле все правильно, мы говорим, что по вопросу взяток следует обращаться в правоохранительные органы, потому что законом предусмотрен особый порядок рассмотрения таких вопросов. Но могу вас заверить, что если в деле действительно есть что-то противозаконное, то и с точки зрения адвокатской деятельности тут же всплывают нарушения законодательства. Правда, дело еще и в том, что клиенты, обращающиеся в палату, чаще всего сами не святые. Зачастую жалобы на адвокатов пишутся из-за неудовлетворенности результатом, чтобы вернуть гонорар, надавить на адвоката, припугнуть.

Статистики, по которой в адвокатской среде признанных судом виновными в посредничестве или передаче взяток лиц было бы больше, чем, скажем, в органах внутренних дел или в системе государственной службы, я не знаю. Такие случаи единичны. По крайней мере, в моей практике не было ситуаций, чтобы нам принесли такой приговор.

Но что касается возбуждения дисциплинарных производств с коррупционным подтекстом, то у меня есть чисто интуитивное ощущение, что по острию ножа тут ходят бывшие работники органов внутренних дел и бывшие следователи, которые практикуют в том же районе, в котором служили. Это означает, что клиентов таким адвокатам посылают их бывшие сослуживцы. Клиент боится ослушаться и не взять адвоката, рекомендованного следователем, а дальше идут какие-то коррупционные схемы. Мы стараемся выявлять даже малейшие признаки таких сделок и бороться с этим. Насколько мне известно, сейчас Совет АПМО готовит решение с тем, чтобы запретить практику адвокатам, которые ранее осуществляли властные полномочия, в районе, в котором они работали. Такое правило было когда-то и в Московской областной коллегии – при приеме в ряды коллегии бывшего судьи или следователя ему говорили: 3–5 лет вы в этом же районе работать не вправе, узнаем – выгоним из коллегии. И это действовало. И в интересах сообщества, и в интересах клиентов. Хорошо, если бы такую инициативу поддержал законодатель, потому как Совет решение примет, а не сегодня – завтра кто-нибудь обратится в суд, и решение могут признать незаконным.